"Тайна воскресения Иисуса Христа". Протоиерей Владимир Петручик

Если остановить любого прохожего на улице и спросить у него, что означает слово «Пасха», он не задумываясь ответит, что это слово ассоциируется у него с праздничным воскресеньем, в которое все друг другу говорят: «Христос Воскрес! Воистину воскрес!»

Кто-то, наверно, вспомнит, что в этот день люди обычно красят дома яйца, как главный символ праздника, идут в храм, где их и освящают. Если с тем же вопросом обратиться к верующему человеку, то он обязательно упомянет о Великом предпасхальном посте, скажет, что хорошо бы на Пасху всю ночь провести в храме на богослужении, причаститься. Но общим во всех ответах будет то, что каждый из опрошенных праздник Пасхи будет связывать с событиями Воскресения Христова.

В древней Церкви слово «Пасха» имело два церковно-богослужебных значения: Пасхой называли день Великой Пятницы – день, когда мы вспоминаем страдания и крестную смерть Иисуса Христа, и эта Пасха называлась «Пасхой распятия». Но словом «Пасха» называли также и тот воскресный день, который имел непосредственное отношение к самому факту воскресения Иисуса Христа. Сведения о богослужебном соединении двух Пасх, Пасхи распятия и Пасхи воскресения, можно найти в трудах святых отцов II века. Очень важным в этом отношении является сохраненный Евсевием Кесарийским отрывок из письма свт. Иринея, епископа Лионского, римскому епископу Виктору[1]. Но можно смело предположить, что еще со времен апостольских христиане совершали воспоминание страданий Христа и Его славного Воскресения, ведь, как пишет В.Н. Ильин, «если проникнуться в достаточной степени образом Христа Воскресшаго, принять в свою душу лучи Его славы, то тогда и образ Христа Распятаго и Униженнаго обретает высший смысл, Крест делается сладким, сладчайшим, евангельское учение – глаголом вечной жизни, пробуждающим мертвецов, а евхаристическая чаша – символом непрекращающагося наслаждения на брачной вечери Христа и Его Невесты Церкви»[2].

Связующим звеном между двумя Пасхами – распятия и воскресения – является Великая Суббота, день воспоминания сошествия Христа во ад, тексты которой, по справедливому замечанию В.Н. Ильина, «напоминают о цене готовящейся возсиять Радости»[3]. В сознании ранних христиан образ Христа страдающего был неотделим от образа Христа воскресшего. Все события Голгофской истории – арест, бичевание, распятие на кресте, сошествие во ад и воскресение – воспринимались как звенья одной цепи, как фрагменты единой большого пазла под названием «Божественное домостроительство человеческого спасения». Об этом постоянно напоминают пасхальные службы. Ведь мы даже на Пасху продолжаем поклоняться Кресту, т. к. он стал источником радости всему миру, как поется о том в одном из важнейших пасхальных песнопений утрени: «Воскресение Христово видевше, поклонимся Святому Господу Иисусу, Единому Безгрешному. Кресту Твоему покланяемся, Христе, и святое Воскресение Твое поем и славим: Ты бо еси Бог наш, разве Тебе иного не знаем, имя Твое именуем. Приидите, вси вернии, поклонимся святому Христову Воскресению: се бо прииде Крестом радость всему миру. Всегда благословяще Господа, поем воскресение Его: распятие бо претерпев, смертию смерть разруши». Для христиан древности Пасха – это единство Страстей и Воскресения. Страсти Христовы христиане чествовали постом, отсюда и появилось название Страстной Седмицы. Воскресение Христово отмечалось великой и торжественной радостью, а сама неделя получила название Светлой седмицы. Христиане издревле созерцали Воскресение Христово неотрывно от Страданий. Предательство Иуды – Пасха. Суд у Пилата – Пасха. Терновый венец – Пасха. Ангел у гроба – Пасха. Слезы Магдалины – Пасха. Уверение Фомы – Пасха. Поэтому и в богословских трудах отцов Церкви, и в богослужебных текстах Православной Церкви тема страданий и Воскресения Христова переплетены, и отделить одну от другой практически невозможно.

Например, в конце вечерни Великой Пятницы, которая относится уже к Великой Субботе, мы слышим стихиру: «Тебе одеющагося светом, яко ризою, снем Иосиф с древа с Никодимом и, видев мертва нага непогребена, благосердный плач восприим, рыдая, глаголаше: увы мне, Сладчайший Иисусе! Егоже вмале солнце на Кресте висима узревшее мраком облагашеся, и земля страхом колебашеся, и раздирашеся церковная завеса: но се ныне вижу Тя, мене ради волею подъемша смерть. Како погребу Тя, Боже мой, или какою плащаницею обвию? Коима ли рукама прикоснуся нетленному Твоему Телу? Или кия песни воспою Твоему исходу, Щедре? Величаю страсти Твоя, песнословлю и погребение Твое со воскресением, зовый: Господи, слава Тебе» (Стихира на стиховне Великого Пятка, глас 5). В.Н. Ильин называет эту стихиру «надгробный плач спасеннаго новаго человечества у бездыханнаго тела своего Избавителя, воспеваемый устами Церкви»[4]. Но это же песнопение мы вновь слышим в стихирах на стиховне в Неделю жен-мироносиц. И это позволяет нам взглянуть на события смерти, погребения и Воскресения Спасителя как бы с двух различных точек. По мнению составителя церковного устава, эта стихира открывает нам две разные грани одного и того же события. Так, например, в Великую пятницу, когда мы первый раз слышим эту стихиру, мы встречаемся со смертью Богочеловека, но Его смерть уже озарена светом грядущего Воскресения, т. к. мы «песнословим погребение» Господа вместе и неотделимо «со воскресением». В Неделю же жен-мироносиц мы, как и предшествующие две седмицы, вспоминаем и празднуем Воскресение Иисуса Христа, но в то же время мы не должны забывать, что воскресения не может быть без смерти. Образно говоря, в день Великой Пятницы мы созерцаем подвиг Христа, пропевая стихиру от начала и до конца, а в Неделю жен-мироносиц – от ее последних слов и назад к началу стихиры.

Радость от скорого воскресения Христова пронизывает все богослужение Великой Субботы. Даже когда в Великую Субботу мы слышим «да молчит всякая плоть человеча…», для нас, христиан, это молчание небезнадежное, оно пропитано жизнью и радостью скорого Воскресения Спасителя. Это очень хорошо подчеркивает богослужебный устав, ведь в древности литургию Великой Субботы совершали в субботу вечером, за несколько часов до пасхальной службы, и, причастившись, братия не расходилась из церкви. В память об этом обычае в конце субботней литургии у нас осталось благословение хлеба и вина: «По отпусте же не исходим из церкве, но седим на местех наших, и входит келарь, и дает братии по единому укруху хлеба, и по шести смоквей, или фиников, и по единому красовулю вина. Нам же возлежащим, бывает чтение великое в Деяниих святых апостол от начала» (Триодь Постная, «Во Святую и Великую Субботу вечера»). Как мы видим, жизнь и свидетельство первых христиан были пронизаны пасхальной радостью и осознанием центрального значения Воскресения Христова для спасения человечества. Эту радость и это сознание Православная Церковь хранит до сего дня, о чем свидетельствует весь ее богослужебный строй – и годичный, и суточный, – ориентированный на Воскресение Христово, а не на Рождество или какой-либо другой праздник. Пасха – в сердцевине нашего церковного года и круга суточных богослужений. Церковь живет Пасхой, и одновременно в Пасхе мы «живем и движемся и существуем».

В современной богослужебной практике православных христиан пасхальное богослужение проходит в ночь с субботы на воскресенье. Однако само богослужение начинается не в полночь, а чуть раньше. В полночь начинается Пасхальная утреня, а примерно за полчаса до нее совершается Пасхальная полунощница. Эту службу кто-то называет завершением или конечной точкой Страстной седмицы, но точнее было бы сказать, что Пасхальная полунощница – это граница двух Триодей – Триоди Постной и Триоди Цветной. Во время богослужения еще раз звучит восхитительный канон Великой субботы «Волною морскою…», который вновь и вновь напоминает нам, что Великая Суббота – это не «предпразднество» и не канун дня нашего спасения. Это и есть «день спасения», о котором великий пророк Моисей говорил тайным, сокровенным образом: «Днешний день таинственно великий Моисей прообразоваше, глаголя: и благослови Бог день седмый. Сия бо есть благословенная Суббота, сей есть упокоения день, воньже почи от всех дел Своих Единородный Сын Божий, по смотрению на смерть, плотию субботствовав: и еже бе, в то паки возвращся, воскресением дарова нам жизнь вечную, яко Един Благ и Человеколюбец» (В Великую Субботу утра. На «Господи, воззвах», тропарь на «Славу», гл. 6). 

«Сошествие Господа во ад это уже и есть воскресение»,[5] – говорит прот. Г. Флоровский. Это справедливое замечание, ведь если смерть сокрушена, то уничтожено и тление, а отсутствие тления приводит не иначе как к немедленному воскресению. Подобная мысль отражена и в размышлениях свт. Григория Нисского: «Богочеловек смертью прекращает действие истления; в том и состоит разрушение смерти, чтобы сделать бездейственным истление»[6]. Эту же радостную весть мы вновь слышим и на Пасхальной полунощнице, но слышим уже от лица умершего Спасителя, лежащего во гробе: «Земля покрывает Мя хотяща, но устрашаются адовы вратницы, одеяна видяще одеждею окровавленою, Мати, отмщения: враги бо Крестом поразив, яко Бог, воскресну паки и возвеличу Тя» (Канон на Пасхальной полунощнице, песнь 9, тропарь 2); «Да радуется тварь, да веселятся вси земнороднии, враг бо пленися ад: с миры жены да сретают, Адама со Евою избавляю всеродна, и в третий день воскресну» (Канон на Пасхальной полунощнице, песнь 9, тропарь 3). И совершенно по-особенному в этом предпасхальном ожидании звучит последняя песнь канона: «Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе, Егоже во чреве без семене зачала еси Сына: востану бо, и прославлюся, и вознесу со славою, непрестанно яко Бог, верою и любовию Тя величающия» (Канон на Пасхальной полунощнице, ирмос 9 песни), ведь все вокруг уже дышит Воскресением, и действительно уже нет места для плача, т. к. наступает время вечной радости.

После Полунощницы начинается пасхальный крестный ход вокруг храма. Это еще не Воскресение, это предчувствие и надежда на него. Крестный ход – это ход мироносиц ко гробу; они идут, чтобы последний раз оплакать умершего Христа и умастить Его тело благовониями, т. е. участники пасхального богослужения, преодолевая время и пространство, становятся как бы участниками тех событий Священной истории, которые вспоминают. Надо отметить, что такой подход и взгляд на богослужение является характерной особенностью христианской литургической ментальности в целом, но в службах Страстной недели и Пасхи это проявляется с особой силой. Подобных текстов немало в богослужебной традиции. Например, мы словно вместе с Марией Магдалиной беседуем с ангелом: «Магдалина Мария притече ко гробу, и Христа видевши, яко вертоградаря вопрошаше. Ангел облистаяй женам вопияше: престаните от слез, яко Христос воскресе. Христос воскресе, смерть поправый, и мертвыя воздвигнувый, людие веселитеся» (припевы к 9-й песне Пасхального канона). Это очень хорошо видно, когда мы как бы вступаем в диалог с женами-мироносицами: «Приидите от видения жены благовестницы, и Сиону рцыте: приими от нас радости благовещения, Воскресения Христова: красуйся, ликуй и радуйся, Иерусалиме, Царя Христа узрев из гроба, яко жениха происходяща» (Стихиры Пасхи); когда мы как бы обращаемся к невидимым собеседникам: «Воскресения день, и просветимся торжеством, и друг друга обымем. Рцем братие, и ненавидящим нас, простим вся Воскресением, и тако возопиим: Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав» (Стихиры Пасхи). Но больше всего таких текстов, в которых мы обращаемся ко Христу, беседуем с Ним, как чадо со своим отцом. Например: «Величаем Тя, Иисусе Царю, и чтим погребение и страдания Твоя, имиже спасл еси нас от истления» (Непорочны на погребение Великой Субботы, статья 1), «Достойно есть величати Тя, всех Зиждителя: Твоими бо страданьми имамы безстрастие, избавльшеся от тления» (Непорочны на погребение Великой Субботы, статья 2), «Вчера спогребохся Тебе Христе, совостаю днесь воскресшу Тебе, сраспинахся Тебе вчера, Сам мя спрослави Спасе во Царствии Твоем» (3-я песнь Пасхального канона) и т. д.

В Священном Писании апостол Павел называет Христа «Первенцем из умерших» («Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших» (1 Кор. 15:20), «Он – начаток, первенец из мертвых, дабы иметь Ему во всем первенство...» (1 Кол. 1:18). Подобная мысль отражена и в воскресном тропаре 3-го гласа: «Да веселятся небесная, да радуются земная, яко сотвори державу мышцею Своею Господь, попра смертию смерть, первенец мертвых бысть; из чрева адова избави нас, и подаде мирови велию милость». Первенец – это не просто первый ребенок. Это слово в Библии и в нашем повсеместном употреблении имеет разное значение. Первенец (по-славянски начаток) – так называли первый плод урожая, который надо было принести Богу. Считалось, что если первый хлеб или первую лозу винограда принести Богу, то тогда Бог освятит весь урожай. Подобная традиция сохранилась и до наших дней, например, на праздник Преображения мы освящаем первый урожай яблок и винограда, т. к. освящая эти и другие продукты и принося их как жертву в храм, мы надеемся, что Господь даст нам возможность круглый год иметь их на столах своих домов и питаться ими. Поэтому, называя Христа Первенцем из умерших, или по-славянски начатком, апостол Павел подчеркивает мысль, что будет богатый урожай воскресших, все воскреснут и восстанут из гроба. Отныне мы можем смело сказать, как бы перефразируя апостола Павла, что Воскресение Христа гарантирует всеобщее воскресение. Но чтобы дары Воскресшего Христа были нами усвоены, человеку необходимо умереть вместе со Христом и жить Его жизнью: «Вчера спогребохся Тебе Христе, совостаю днесь воскресшу Тебе, сраспинахся Тебе вчера, Сам мя спрослави Спасе во Царствии Твоем» (Пасхальный канон, песнь 3, тропарь 2). Тогда человек сможет вместе со свт. Григорием Богословом воскликнуть: «Вчера я распинался со Христом, ныне прославляюся с Ним; вчера умирал с Ним, ныне оживаю; вчера спогребался, ныне совоскресаю. Принесем же дары Пострадавшему за нас и Воскресшему»[7].

Радость о всеобщей значимости Воскресения проходит красной нитью через все богослужения пасхального дня. Теперь Христа встречает не только Иудея, но и весь «новый Израиль», все люди приглашаются к радостному участию в новом Царстве Христовом: «Небеса убо достойно да веселятся, земля же да радуется, да празднует же мир, видимый же весь и невидимый: Христос бо воста, веселие вечное» (Пасхальный канон, песнь 1, тропарь 2); «Ныне вся исполнишася света, небо же и земля, и преисподняя: да празднует убо вся тварь востание Христово, в немже утверждается» (Пасхальный канон, песнь 3, тропарь 1); «Приидите новаго винограда рождения, божественнаго веселия, в нарочитом дни воскресения – Царствия Христова приобщимся…» (Пасхальный канон, песнь 8, тропарь 2) и т. д. Высота праздника стирает границы между богатыми и бедными, воздержанниками и ленивыми, постившимися и непостившимися, по слову свт. Иоанна Златоуста: «Вси восприимите богатство благости. Никтоже да рыдает убожества, явися бо общее царство» (Слово огласительное свт. Иоанна Златоустого).

Основой Пасхальной утрени является Пасхальный канон, который «по содержанию своему есть не что иное, как продолжительный торжественный гимн в честь славнаго Воскресения Господня и Божественнаго величия воскресшаго Господа»[8]. Авторство канона традиционно приписывается преп. Иоанну Дамаскину, который, в свою очередь, за основу берет проповедь на Пасху свт. Григория Назианзина. В ирмосах Пасхального канона прп. Иоанн Дамаскин переосмысливает библейские песни в контексте Воскресения Христова. Например, ирмос 1-й песни отсылает нас к Песни Моисея из Книги Исход (Исх. 15:1-19), воспетой израильтянами в благодарность Богу, Который перевел их через Чермное море, избавив таким образом от гнавшегося за ними египетского войска. Только в библейской песне победа – это избавление от войск фараона («Когда вошли кони фараона с колесницами его и с всадниками его в море, то Господь обратил на них во́ды морские, а сыны Израилевы прошли по суше среди моря» (Исх. 15:19), а в Пасхальном ирмосе – это переход от смерти к жизни и от земли на небо («от смерти бо к жизни, и от земли к небеси, Христос Бог нас преведе, победную поющия» (Пасхальный канон, ирмос 1).

В 3-й песни канона автор напоминает нам о древнем чуде, когда во время странствия израильтян по пустыне Бог по молитве Моисея извел воду из скалы – «неплодна камене» (Исх 17:1-7), и сравнивает это чудо с тем, как из каменного гроба Христа истекает, словно дождь, источник нетления («Приидите, пиво пием новое, не от камене неплодна чудодеемое, но нетления источник из гроба одождивша Христа, в Немже утверждаемся» (Пасхальный канон, ирмос 3). Образ пития из камня в данном тропаре понимается в христологическом смысле, как мы видим это и у ап. Павла: «И все пили одно и то же духовное питие: ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос» (1 Кор 10:4). В 4-й песни канона упоминается имя пророка Аввакума, которое означает «отец пробуждения», что связывает тему Воскресения Христа с идеей пробуждения людей от греховного сна. Кроме этого, надо заметить, что во втором тропаре этой песни содержится ошибка. Текст этого тропаря следующий: «Мужеский убо пол, яко разверзый девственную утробу, явися Христос: яко человек же, Агнец наречеся: непорочен же, яко невкусен скверны, наша Пасха, и яко Бог истинен совершен речеся». В данном тропаре вместо слов «яко человек же, Агнец наречеся», правильно было бы читать «яко пища же, Агнец наречеся», как мы и читаем в переводе иеромонаха Амвросия (Тимрота). Ошибка связана с тем, что произошла путаница со словами βρωτός (пища) и βροτός (человек, смертный), хотя надо признать, что употребление и одного и другого слова богословски оправданы. 

«От нощи утренюет дух мой к Тебе, Боже» – это начало 5-й песни. Славянское слово «утреневати» буквально означает «пристально вглядываться (во время предрассветных сумерек)». Но если пророк говорит о стремлении к Богу ночью, то автор Пасхального канона призывает всех верующих «песнь принести Владыце» и ночью, и ранним утром: «Утренюем утреннюю глубоку…» Все христиане призываются бодрствовать в эту светоносную ночь, пребывать в пасхальных песнопениях и славословиях до самого утра, потому что восторжествовала правда Божия: «Христа узрим правды Солнце, всем жизнь возсияюща» (Пасхальный канон, ирмос 5). Бодрствовать должны все. Это лучшее средство от бесовских искушений, как замечает церковный устав: «Братиям же всем с прилежанием послушающим, и да не будет леть ни единому же на сон предати себе, боящеся скверны искусителя врага; в таковых бо временех и местех тщится враг осквернити нерадивыя и многосонливыя монахи» (Типикон, гл. 49, «Во Святую и Великую Субботу вечера», 2-е, 3-е и 4-е «зри»). «Из чрева адова вопль мой, услышал еси глас мой… Возлияся вода до души моея, бездна обыде мя последняя <…> снидох в землю, еяже вереи ея заклепи вечнии» (Иона 2:3) – этот вопль пророка Ионы прообразует пребывание душ умерших людей во аде, куда по милости и человеколюбию «снизшел еси Господь (в преиспо́дняя земли́)», сокрушая те вечные оковы, которые не были подвластны ранее никому, даруя свободу всем Воскресением Своим. Дословный текст о сокрушении евреев мы находим у пророка Исайи (Ис. 45:2-3): «Я пойду пред тобою и горы уровняю, медные двери сокрушу и запоры железные сломаю; и отдам тебе хранимые во тьме сокровища и сокрытые богатства, дабы ты познал, что Я Господь, называющий тебя по имени, Бог Израилев». По словам преп. Максима Исповедника, «пророк Иона – это образа Адама и нашей человеческой природы, Христа и пророческой благодати и неблагодарности еврейского народа, утомляющегося от всего доброго и завидующего постоянно милости Божией»[9]. Подобно тридневно пребывающему во чреве кита Ионе, тридневно пребывающий в недрах земли Господь «воскресл еси от гроба», даруя нам победу над грехом, страстями и смертью.

В ирмосе 7-й песни автор использует темы из 1-й части Песни трех отроков, которую мы слышим в конце последней паремии литургии Великой Субботы. За отказ поклониться идолу три отрока израильских были брошены Навуходоносором в печь, откуда их избавил Некто «подобный Сыну Божию»: «Тогда Навуходоносор исполнился ярости <…>, и самым сильным мужам из войска своего приказал связать <…> и бросить их в печь, раскаленную огнем… Но Ангел Господень сошел в печь <…> и выбросил пламень огня из печи, и сделал, что в средине печи был как бы шумящий влажный ветер… Навуходоносор царь <…> cказал: вот, я вижу четырех мужей несвязанных, ходящих среди огня, и нет им вреда; и вид четвертого подобен сыну Божию» (Дан. 3:19-20, 49-50, 91-92). В этом таинственном Некто логично видеть «великого совета Ангела», как пророк Исаия называет Единородного Сына Божия (Ис. 9:6). Тот, Кто избавил отроков от огненной смерти, «Единый Бог отцов», Сам страдает по-Своему как смертный человек, т. е. общая мысль этого ирмоса в том, что будущее нетление и бессмертие всей человеческой природы достигается страданиями Иисуса Христа: «…быв Человек, страждет яко смертен, и страстию смертное, в нетления облачит благолепие» (Пасхальный канон, ирмос 7). Вот как объясняет этот ирмос свящ. Михаил Асмус: «Тот, Кто избавил трех отроков от сожжения в печи (Дан. 3:19-30), став человеком, претерпевает страдания как смертный и в (самом этом) страдании одевает смертное (человеческое естество) в красоту нетления…»[10].

Ирмос 8-й песни построен вокруг цитаты из 45-го Слова Григория Богослова: «Пасха! Она у нас праздников праздник и торжество торжеств; она настолько превосходит все торжества, не только человеческие и земные <…>, но даже и Христовы и для Христа совершаемые, насколько солнце превосходит звезды» и обращается к теме Песни трех отроков лишь в самом конце: «..В оньже благословим Христа во веки». Особое внимание обращает на себя выражение «Един суббот Царь и Господь». Согласно Священному Писанию, Христос воскрес в «едину от суббот» (Мф. 21:1), т. е. в первый день иудейской седмицы. В повествовании Книги Бытия о сотворении мира день начала творения называется не первым, а единым (Быт. 1:5: «И был вечер, и было утро – день один») в силу своей уникальности – у него не было предшествующего. Таким же единственным, уникальным является и день Воскресения Христова – начало нового творения: «Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор. 5:17). Слова последнего ирмоса восходят к пророчеству Исаии (Ис. 60:16), которое читается в качестве 2-й паремии на литургии Великой Субботы и к которому автор канона уже обращался во 2-м тропаре 8-й песни: «Восстань, светись, Иерусалим, ибо пришел свет твой, и слава Господня взошла над тобою». А обращение к Пречистой Деве образует необходимую для ирмоса 9-й песни связь с Песнью Богородицы (Лк. 1:46-55): «Величит душа Моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем». Воскресение Христово, принося радость всему миру, является, разумеется, сугубой радостью для Божией Матери, исцеляя рану, нанесенную смертью Сына Ее душе (Лк. 2:35: «И Тебе Самой оружие пройдет душу»).

После Пасхального канона поется глубокий по своему богословскому содержанию пасхальный эксапостиларий: «Плотию уснув, яко мертв, Царю и Господи, тридневен воскресл еси, Адама воздвиг от тли, и упразднив смерть: Пасха нетления, мира спасение». Что означают слова «Адама воздвигл от тли», «Пасха нетления» или слова Пасхального канона «Страстию смертное в нетления облачи благолепие» (Пасхальный канон, ирмос 7)? О каком тлении и нетлении идет речь? Ответ на этот вопрос мы находим у апостола Павла, который в послании к Коринфянам пишет: «Но скажет кто-нибудь: как воскреснут мертвые? И в каком теле придут? Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. И когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно, какое случится, пшеничное или другое какое; но Бог дает ему тело, как хочет, и каждому семени свое тело. Не всякая плоть такая же плоть; но иная плоть у человеков, иная плоть у скотов, иная у рыб, иная у птиц. Есть тела небесные и тела земные; но иная слава небесных, иная земных. Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе. Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении; сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное. Так и написано: первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий. Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное. Первый человек – из земли, перстный; второй человек – Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного. Но то скажу вам, братия, что плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления. Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие» (1 Кор. 15:35-53).

Здесь много мыслей, но интересна вот какая. Отвечая на вопрос, каким будет человек после своего воскресения, апостол Павел приводит пример из сельского хозяйства, ведь то, что сеется, и то, что потом вырастает, – по сущности одно и то же, но их форма и внешний вид будут разные. Например, если посадить зернышко, то вырастет не большое зерно, а колос, который внешне отличается от зерна. Если посадить желудь, то это не значит, что со временем на этом месте вырастет большой желудь, но вырастет дерево дуб. Внешне – не похожи, но сущность-то у них одна и та же. Пример апостола Павла – это то, что в биологии называется метаморфоза, т. е. перемена формы при сохранении сущности. Слово метаморфоза по-славянски преображение. Поэтому, по мысли апостола Павла, как Христос воскрес с преображенным телом, так и мы воскреснет не с тем телом, с которым мы сошли в могилу, а с преображенным. Тело погребенное и тело воскресшее – конечно, одно и то же тело, но форма их существования разная. Истинным телом, как целостностью, обладает только Воскресший Христос. Его воскресшее тело уже не умирает и не подвержено никакому делению. Он, Христос, есть истинное тело, т. е. истинная целостность. Во Христе вся человеческая природа получает исцеление. Само слово исцеление обозначает обретение целостности, т. е. подлинного тела, не подверженного тлению. Исцеление по-гречески σωτηρία, что буквально переводится как спасение. Значит спасение, принесенное Христом, – это и есть исцеление человеческой природы от болезни греха, дарование нам целостности. Именно эту целостность и дарит нас Господь в Своем Воскресении.

Обновление человеческой души, домостроительство человеческого спасения – это тайна для человеческого ума, но во многом все происходящее нам может помочь понять современная медицина. Есть такая процедура: человеку делается переливание его же собственной крови. Из его тела выводится кровь, очищается от каких-то вредных примесей или, напротив, обогащается теми компонентами, которые организм больного уже не может сам вырабатывать в необходимом количестве. И такая, обеззараженная и обогащенная, кровь тут же вливается обратно в тело человека. Нечто подобное происходит и в наших отношениях со Христом. Бог становится человеком. Он берет в Себя наше естество, впавшее в состояние тления, в Себе его исцеляет, насыщает Божественностью, Вечностью, Бессмертием, и Свое человеческое Тело, уже прошедшее через смерть и воскресшее, возвращает нам. Свою человеческую кровь, насыщенную Божественными токами, Он вливает в нас, чтобы мы в себе носили зачаток Воскресения и были причастниками Вечности. И все это происходит в самом главном таинстве Церкви – таинстве Причастия, когда мы с вами становимся частью Самого Бога. И это то, что делает православное богословие не отвлеченной теорией, а живым переживанием, реальным общением с Богом, а христианскую Церковь – уникальным явлением, без которого существование нашего мира не имело бы никакого смысла и оправдания. Христос с людьми не как память или абстрактная идея, Он с нами в полном смысле этого слова, через Евхаристию. Поэтому именно в ней главная ценность и стержень бытия Церкви.

Тема новой Пасхальной трапезы – одна из главных тем пасхальной службы. Эту трапезу Господь учреждает на Тайной вечери, предлагая вместо агнца вкушать Его ломимое на Кресте Тело. Евхаристическая трапеза и есть для нас «Пасха священная, Пасха нова святая, Пасха таинственная, Пасха всечестная, Пасха Христос-Избавитель… Пасха двери райския нам отверзающая, Пасха всех освящающая верных» (Пасхальные стихиры). Вкушение Тела и Крови Христовых становится для нас началом вечного пира в Царстве Божием, где Христос разделяет с нами Чашу нетления, проистекающую от Его гроба: «Приидите пиво пием новое, не от камене неплодна чудодеемое, но нетления источник, из гроба одождивша Христа…» (Пасхальный канон, ирмос 3, тропарь 2).

Для пасхального богослужения характерна тема света. «Ныне вся исполнишася света, небо же и земля и преисподняя. Да празднует убо вся тварь востание Христово, в Немже утверждается» (Пасхальный канон, ирмос 3, тропарь 2); «Яко воистинну священная, и всепразднственная сия спасительная нощь, и светозарная, светоноснаго дне, востания сущи провозвестница, в нейже безлетный Свет из гроба плотски всем возсия» (Пасхальный канон, песнь 7, тропарь 3), «Возведи окрест очи твои, Сионе, и виждь: се бо приидоша к тебе яко богосветлая светила, от запада, и севера, и моря, и востока чада твоя, в тебе благословящая Христа во веки» (Пасхальный канон, песнь 8, тропарь 2). Как мы видим, все в богослужении Пасхи – и убранство храма, и свет, и цвет, и движение, и музыка, и, конечно, слово – вселяет ни с чем не сравнимое ощущение радости о Воскресении Христа, ставшем залогом нашего общего воскресения в конце времен, когда, по слову апостола Павла, «последний враг истребится смерть» (1 Кор. 15; 26). И поэтическая речь гимнографических текстов помогает ближе подойти к тайне Пасхи, которую невозможно постичь усилиями разума.

В конце, в свете всего написанного выше, хотелось бы поразмышлять над последним вопросом: что воскресение Христово дает нам сегодня? когда мы приветствуем друг друга словами Христос воскресе, что мы хотим этим сказать? каков в этом повод для нашей радости, ведь это Христос воскрес, а не мы? почему апостолы говорили о воскресении Христовом, как о самом важном и уже происшедшем в их собственной жизни? И здесь надо сказать следующее. Смерть Иисуса Христа стала не только Его личной победой над смертью – смертию смерть поправ, но и началом вечной жизни для каждого из нас – и сущим во гробе живот даровав. Конечно, и до Воскресения Христа души умерших не умирали, ведь в душе каждого человека запечатлен образ Божий, и она по своей природе бессмертна. В данном случае правильно будет сказать, что души не жили, а существовали. Ведь даже здесь, на земле, не всякое жизненное существование мы можем назвать жизнью. Например, тяжело больной человек, парализованный, больной болезнью Дауна и т. д. – да, он существует, его сердце бьется, но это же не жизнь, это страдание. О безнадежно больном человеке иногда говорят, что это живой труп. Вот нечто подобное можно сказать о загробной участи каждой души до Воскресения Христова. За гробом была жизнь в том смысле, что души существовали, но это были духовные трупы, т. к. такое существование нельзя было назвать жизнью. Поэтому когда мы в пасхальные дни поем: «Христос воскресе из мертвых, смертью смерть поправ…», то имеем в виду, что Господь дал исцеление от греха душам безнадежно больных. Жалкое существование закончилось, и началась жизнь. Каждый из нас может наследовать эту жизнь, жизнь с избытком, как назвал ее Господь. И Он указал, что надо нам делать здесь, на земле, – не надо совершать грех, потому что, совершая грех, человек опять заражается болезнью, и, если через покаяние он не придет к исцелению, то для него вечность обернется страданием от болезни греха. После Воскресения Христова это не неизбежный удел каждого человека, а это отдельный и осознанный выбор каждого человека.

[1] Евсевий Кесарийский. Церковная история. Санкт-Петербург: «Издательство Олега Абышко», 2013, с. 253.

[2] Ильин В.Н. Запечатанный гроб. Пасха нетления – объяснение служб Страстной недели и Пасхи. Париж, 1926, с. 5.

[3] Там же, с. 85.

[4] Там же, с. 67.

[5] Василиадис Н. Таинство смерти. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1998, с. 159.

[6] Григорий Нисский, святитель. Опровержение мнений Апполинария. Творения. Ч. 7, Москва, 1868, с. 88.

[7] Григорий Богослов, святитель. Слово 1 на Святую Пасху. Творения. Т. 1, Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994, с. 18.

[8] Ловягин Е., профессор. Богослужебные каноны на греческом, славянском и русском языках. Санкт-Петербург, 1875, с. 52.

[9] Преп. Максим Исповедник. Вопросы и недоумения. Москва: Святая гора Афон: Никея; Пустынь Новая Фиваида Афонского Русского Пантелеимонова монастыря, 2010, с. 186-187.

[10] Асмус М., свящ. Объяснение пасхального канона. [Электронный ресурс.] URL: https://azbyka.ru/molitvoslov/obyasnenie-pasxalnogo-kanona.html (дата обращения: 09.04.2020).