[Протоиерей Георгий Рой]: Литургико-экзегетическое рассмотрение текстов стихир на «Господи воззвах…» Недели о блудном сыне

В безгре́шную страну́ и живо́тную вве́рихся, посе́яв грех, серпо́м пожа́в кла́сы ле́ности, и рукоя́тием связа́в дея́ний мои́х снопы́, я́же и постла́х не на гумне́ покая́ния: но молю́ Тя преве́чнаго де́лателя на́шего Бо́га, ве́тром Твоего́ любоблагоутро́бия разве́й пле́ву дел мои́х, и пшени́цу даждь души́ мое́й оставле́ние, в небе́сную Твою́ затворя́я мя жи́тницу, и спаси́ мя.

Εἰς ἀναμάρτητον χώραν, καὶ ζωηράν, ἐπιστεύθην, γεωσπορήσας τὴν ἁμαρτίαν, τῇ δρεπάνῃ ἐθέρισα, τοὺς στάχυας τῆς ἀμελείας, καὶ δραγμάτων ἐστοίβασα, πράξεών μου τὰς θημωνίας, ἃς καὶ κατέστρωσα οὐχ ἅλωνι τῆς μετανοίας. Ἀλλ' αἰτῶ σε, τὸν προαιώνιον γεωργὸν ἡμῶν Θεόν, τῷ ἀνέμῳ τῆς σῆς φιλευσπλαγχνίας ἀπολίκμισον τὸ ἄχυρον τῶν ἔργων μου καὶ σιτάρχησον τῇ ψυχῇ μου τὴν ἄφεσιν, εἰς τὴν οὐράνιόν σου συγκλείων με ἀποθήκην καὶ σῶσόν με.

Стихира 1.

Стихира примечательна очень яркими образами и наглядными сравнениями из области земледелия. Известные образы работы хлебороба иллюстрируют духовные реалии жизни человека. В этих сравнениях автор раскрывает действие греха на жизнь человека и показывает процесс преодоления греха покаянием и действием благодати Божией. Думается, тема земледельчества возникает здесь не случайно.   Сюжет евангельской притчи о блудном сыне также разворачивается в этом контексте.   

«В безгре́шную страну́ и живо́тную вве́рихся…»

Εἰς ἀναμάρτητον χώραν, καὶ ζωηράν, ἐπιστεύθην

Фраза «безгрешная страна» ἀναμάρτητον χώραν (анамартитон хоран) встречается в тексте толкования на первые стихи книги Бытие автора 13 века преподобного Неофита Затворника.[1] Он говорит о новосозданной земле, как о жилище Господа и Его ангелов, как о неприступной для зла, как о чертоге невечернего света. Именно о такой новосотворенной, чистой, безгрешной и исполненной жизненной силы земле говорит и текст стихиры. Земля – чистое и святое творение Бога, доверенное человеку.

Но вместо, творческого возделывания земли и возрастания в добре и единстве с Небесным Отцом человек сеет грех. Последствия трагичны: «…посе́яв грех, серпо́м пожа́в кла́сы ле́ности…». Тема сеяния греха и пожатия его злых плодов нередко встречается и в библейских текстах[2] и в текстах святоотеческой письменности. По лексическому составу и по своему смысловому содержанию эти слова стихиры очень близки к словам святителя Иоанна Злтатоуста: «Диавол посеял грех, как плевелы, — Христос серпом покаяния вырезал плевелы греха. Грех есть тяжкий недуг, но прекрасное дело — покаяние. Будем поэтому избегать страшного первого и любить вожделенное второе! Чрез грех диавол низводит нас в геенну, — чрез покаяние Христос вводит нас в царство небесное».[3] Определенные параллели можно найти и в иных текстах древнехристианской письменности.[4]

В церковно-славянском тексте стихиры слово «леность» переводит  древнегреческое слово ἀμέλεια (амелиа), которое имеет значения беззаботности, небрежности, нерадения, равнодушия. Слово ἀμέλεια  чаще всего на церковно-славянский язык переводится как «небрежение». Собственно слово «леность» передается другим греческим словом «νώθεια» (нотиа). Таким образом, речь в стихире все же идет не столько о «лености», сколько о «небрежениии», «принебрежении».

«…и рукоя́тием связа́в дея́ний мои́х снопы́, я́же и постла́х не на гумне́ покая́ния…»

καὶ δραγμάτων ἐστοίβασα, πράξεών μου τὰς θημωνίας, ἃς καὶ κατέστρωσα οὐχ ἅλωνι τῆς μετανοίας.

Автор стихиры развивает тему влияния греха на существование человека. Грех произвел «колосья нераденья», собираемые человеком в «снопы» различных деяний жизни, направленных на все что угодно, кроме дела Божия. В тексте стихиры об этом образно говориться как о снопах разбросанных. Но правильное в работе земледельца – собрать снопы на гумне, а не оставлять их разбросанными по полю. Гумно символизирует собою покаяние. Все дела нашей жизни должны быть строго оценены покаянием. Непростой процесс покаяния образно уподобляется молотьбе.  На гумне, чтобы извлечь зерна из колосьев, снопы обиваются. Эти описанием автор стихиры дает понять, что зерна покаяния добываются лишь в результате жесткого воздействия.

В переводе этой фразы на церковно-славянский язык, остается открытым вопрос на основании чего переводчик говорит о некоем «рукоятии» и «связывании». Греческие слова стихиры не несут этих смыслов.

«…но молю́ Тя преве́чнаго де́лателя на́шего Бо́га…»

Церковно-славянский перевод несколько сглаживает прекрасный образ древнегреческого текста. В оригинальном тексте Бог называется «Превечным Земледельцем» προαιώνιον γεωργὸν (проэонион георгон). Этот образ имеет непосредственную связь с 1 стихом 15 главы Евангелия от Иоанна, который известен нам в следующем переводе: «Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой - виноградарь». На месте слова «виноградарь» в оригинальном греческом тексте используется слово γεωργὸν (георгон), дословно – «земледелец». Определение «виноградарь» в данном случае формируется контекстом. Господь – земледелец и в смысле Своего творческого действия, и в смысле Своего попечения о развитии и поддержании жизни на. Господь, подобно земледельцу трудится и заботится о «хлебе насущном» для всех живущих. Подобно земледельцу Он трудится над удалением терний зла и ненависти в людском роде. 

«… ве́тром Твоего́ любоблагоутро́бия разве́й пле́ву дел мои́х…» τῷ ἀνέμῳ τῆς σῆς φιλευσπλαγχνίας ἀπολίκμισον τὸ ἄχυρον τῶν ἔργων μου

Автор стихиры продолжает развивать образ работы земледельца над зерном. Вслед за жатвой и молотьбой, надлежало очистить зерно от шелухи. С этой целью добытые после молотьбы зерна просеивали на ветру. Дыхание ветра очищало зерно от всего лишнего. Очищающее дыхание ветра уподобляется в стихире дыханию Духа Божия, сильному ветру Божьей любви, рассеивающему все злое и ненужное. Господне милосердие отделяет от наших душ всякую ненужную, суетную, шелуху. 

«… и пшени́цу даждь души́ мое́й оставле́ние…» καὶ σιτάρχησον (напитай) τῇ ψυχῇ μου τὴν ἄφεσιν

Представляется, что здесь более правильным переводом будет следующий вариант: «подай (снабди, обеспечь) душе моей оставление…». Грамматическая форма σιτάρχησον (ситархисон) представляет собою императив 2-го лица, производный от глагола σῑταρχέω, который имеет значение снабжать довольствием, обеспечивать.[5] Возможно, переводчик посчитал форму σιτάρχησον (ситархисон) производной от слова σῖτος  (ситос) – хлебная пища, а хлебом в греческом культурном пространстве считался только хлеб пшеничный. Вероятно, по этой причине в церковно-славянском переводе появляется «пшеница».[6]

Таким образом, покаяние в грехах человеком и их прощение Богом является условием по которому зерна-души отбираются в «житницу» Царства Небесного: «…в небесную Твою житницу затворяя меня…» εἰς τὴν οὐράνιόν σου συγκλείων με ἀποθήκην.

Покаяние человека и Божье прощение это то, что избавляет человека от опасности греховного тления. Неочищенное и неприготовленное зерно не может храниться в житнице, оно сгниет и испортится. Подобно этому и человек, не совершивший покаяния и не получивший оставления грехов, не может быть принятым в небесную Божью житницу. Она открывается лишь для тех, кто очищен покаянием и благодатью Божьей.

Тема небесной житницы, как образа Церкви и Царства Божьего использовалась в христианской письменности[7] и у святых отцов[8], в частности святитель Кирилл Александрийский подробно разрабатывает этот образ. Он также использует образ жатвы, снопов, гумна, житницы.[9]

Стихира 2.

Позна́им бра́тие, та́инства си́лу, / от греха́ бо ко оте́ческому до́му восте́кшаго блу́днаго сы́на / преблаги́й оте́ц предустре́т лобза́ет, / и па́ки своея́ сла́вы позна́ние да́рует: / и та́инственное вы́шним соверша́ет весе́лие, / закала́я тельца́ упита́ннаго, / да мы досто́йно сожи́тельствуем, / закла́вшему же человеколю́бному Отцу́ и сла́вному заколе́нию, / Спа́су душ на́ших.

Ἐπιγνῶμεν ἀδελφοὶ τοῦ μυστηρίου τὴν δύναμιν· τὸν γὰρ ἐκ τῆς ἁμαρτίας, πρὸς τὴν πατρικὴν ἑστίαν, ἀναδραμόντα, Ἄσωτον Υἱὸν ὁ πανάγαθος Πατήρ, προϋπαντήσας ἀσπάζεται, καὶ πάλιν τῆς οἰκείας δόξης, χαρίζεται τὰ γνωρίσματα, καὶ μυστικὴν τοῖς ἄνω ἐπιτελεῖ ευφροσύνην, θύων τὸν μόσχον τὸν σιτευτόν, ἵνα ἡμεῖς ἀξίως πολιτευσώμεθα, τῷ τε θύσαντι φιλανθρώπῳ Πατρί, καὶ τῷ ἐνδόξῳ θύματι, τῷ Σωτῆρι τῶν ψυχῶν ἡμῶν.

«Позна́им бра́тие, та́инства си́лу…»

О каком таинстве говорит автор стихиры? Очевидно, речь идет о таинстве покаяния блудного сына, в образе которого мы видим все человечество в целом и каждого кающегося грешника в отдельности, а также о таинстве искупающей все грехи Жертвы Христовой. В последующих строках стихиры автор раскрывает в чем состоит «сила таинства».

«…от греха́ бо ко оте́ческому до́му восте́кшаго блу́днаго сы́на  преблаги́й оте́ц предустре́т лобза́ет…»

τὸν γὰρ ἐκ τῆς ἁμαρτίας, πρὸς τὴν πατρικὴν ἑστίαν (ἑστία домашний очаг), ἀναδραμόντα, Ἄσωτον Υἱὸν ὁ πανάγαθος Πατήρ, προϋπαντήσας ἀσπάζεται

Трогательная евангельская сцена возвращения блудного сына к отцу, вышедшему с объятиями любви и прощения навстречу своему сыну. При описании этого события автор стихиры использует выражение: «ко отеческому дому востекший сын…». Славянское слово «востекший» в греческом тексте звучит как ἀναδραμόν (анадрамон), что значит буквально «идти вверх». Путь от Отца – это всегда путь вниз. Но чтобы вернуться к отцовскому очагу, нужно найти силы, подняться и идти вверх. 

«…и па́ки своея́ сла́вы позна́ние да́рует…»

καὶ πάλιν τῆς οἰκείας δόξης, χαρίζεται τὰ γνωρίσματα

Эти слова уже достаточно четко дают понять, что речь идет не только о сюжете евангельской притчи, а предполагают весь контекст домостроительства спасения. Не просто возвращение в отчий дом, а повторное приобщение к познанию Отчей славы. Собственно здесь запечатлен результат покаяния, состоящий не в некоем внешнем действии или знаке, а в реальности восстановления богообщения и богопознания.

«…и та́инственное вы́шним соверша́ет весе́лие…»

καὶ μυστικὴν τοῖς ἄνω ἐπιτελεῖ ευφροσύνην

Автор стихиры напоминает о словах Евангелия от Луки, записанных непосредственно перед притчей о блудном сыне: «Так, говорю вам, бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся» (Лк. 15, 10). Пир в доме отца есть образ веселия горних ангельских сил о покаянии грешника. Обращает внимание что «веселие» имеет определение «таинственного» греч. μυστικὴν (мистикин), что может быть определенной аллюзией на «тайнообразующее» литургическое сослужение ангелов и человеков. Покаявшийся грешник, возвращается в обители Отца, которые являют собою пространство непрестанного таинственного священнодействия небесно-земной Церкви.

Центром этого священнодейственного пира является принесение безкровной жертвы Сына Божия – Евхаристия.   

«…закалывая тельца упитанного…»

θύων τὸν μόσχον τὸν σιτευτόν

Эта фраза однозначно указывает на жертвенный характер «заколения тельца». В греческом тексте используется глагол θύω (тхио), который по преимуществу обозначает именно жертвенное заколение. Чаще всего это греческое слово переводится на церковно-слаянский глаголом «жрети».  Таким образом, евхаристический контекст этих слов становится очевидным.

Принесение этой Жертвы и приобщение ей – есть залог достойного пребывания в славе Отчей, в Его доме. Участие в этой Жертве восстанавливает родственные отношения  между блудным сыном и Отцом. Но и Сам Приносимый в жертву заколения не играет лишь некую пассивную роль. Он, говоря словами евхаристической молитвы, «всегда ядомый и никогдаже иждиваемый, но причащющиеся освящаяй». Эта мысль замечательно выражается словами стихиры:

«дабы мы достойно проводили жизнь с Заклавшим – человеколюбивым Отцом, и славною Жертвою – Спасителем душ наших».

Стихира 3.

О коли́ких благ окая́нный себе́ лиши́х! / О какова́ Ца́рствия отпадо́х стра́стный аз! / Бога́тство изнури́в, е́же прия́х за́поведь преступи́х. / Увы́ мне, стра́стная душе́! / Огню́ ве́чному про́чее осу́дишися. / Те́мже пре́жде конца́ возопи́й Христу́ Бо́гу / я́ко блу́днаго приими́ мя сы́на, Бо́же, и поми́луй мя.

Ὢ πόσων ἀγαθῶν, ὁ ἄθλιος ἐμαυτὸν ἐστέρησα! ὢ ποίας βασιλείας ἐξέπεσα ὁ ταλαίπωρος ἐγώ! τὸν πλοῦτον ἠνάλωσα, ὅν περ ἔλαβον, τὴν ἐντολὴν παρέβην. Οἴμοι τάλαινα ψυχὴ! τῷ πυρὶ τῷ αἰωνίῳ λοιπὸν καταδικάζεσαι· διὸ πρὸ τέλους βόησον Χριστῷ τῷ Θεῷ. Ὡς τὸν Ἄσωτον δέξαι με υἱόν, ὁ Θεός, καὶ ἐλέησόν με.

Покаянное моление, сокрушения о грехах и сожаление об отпадении от Бога составляют содержание третьей стихиры на «Господи воззвах» недели о блудном сыне.

«О коли́ких благ окая́нный себе́ лиши́х!...»

Ὢ πόσων ἀγαθῶν, ὁ ἄθλιος ἐμαυτὸν ἐστέρησα!  

Привлекательный грех оказался причиной лишения великих благ небесных. Человек оказывается в плачевнейшем состоянии. Он видит всю свою ничтожность.

В церковно-славянском тексте для описания этого состояния используется слово «окаянный», которое определяет сильную отрицательную характеристику. Толковые словари русского языка связывают значение этого слова с проклятием, отвержением, нераскаянностью. В этимологическом словаре Крылова это слово связывается с именем первого убийцы Каина. Очевидно, в народном восприятии это церковно-славянское слово приобрело резко негативные оттенки, хотя его изначальное значение не имеет таких характеристик. «Полный церковно-славянский словарь» прот. Г. Дьяченко дается такое объяснение слова «окаянный»: «бедный, сожаления достойный». Это вполне соответствует употребленному в тропаре греческому слову ἄθλιος - бедственный, несчастный, жалкий.

«…О какова́ Ца́рствия отпадо́х стра́стный аз! …»

ὢ ποίας βασιλείας ἐξέπεσα ὁ ταλαίπωρος ἐγώ!

В этих словах стихиры горестное описание лишений, созвучно словам прп. Ефрема Сирина: «Малой славой и человеческой, отпали от истинной славы. Малым наслаждением наслаждения райского лишились. Из-за богатства погибающего отпали от богатства Царства».[10] 

«…Бога́тство изнури́в, е́же прия́х за́поведь преступи́х…»

τὸν πλοῦτον ἠνάλωσα, ὅν περ ἔλαβον, τὴν ἐντολὴν παρέβην

Через нарушение заповеди растрачивается изначальное данное Богом богатство. Эта тема одна из центральных тем и в Священном Писании и в святоотеческой, аскетической письменности.

Вина человека пред Богом за нераскаянные грехи и страстную жизнь велика. Этот тот груз, который может низвлечь человека в адскую бездну.

«…Увы́ мне, стра́стная душе́! Огню́ ве́чному про́чее осу́дишися.

Οἴμοι τάλαινα ψυχὴ! τῷ πυρὶ τῷ αἰωνίῳ λοιπὸν καταδικάζεσαι

Наименование души «страстной» не вполне соотвествует первоначальному смыслу греческого текста. Автор употребил здесь слово τάλαινα (талэна), что дословно значит бедная, несчастная, страждущая. Церковно-славянское «прочее» есть перевод греческого слова λοιπὸν (липон), которое в данном контексте может иметь следующие значение: в конце концов, впредь, отныне.

И завершается стихира горячим молением:

«…Те́мже пре́жде конца́ возопи́й Христу́ Бо́гу / я́ко блу́днаго приими́ мя сы́на, Бо́же, и поми́луй мя».

διὸ πρὸ τέλους βόησον Χριστῷ τῷ Θεῷ. Ὡς τὸν Ἄσωτον δέξαι με υἱόν, ὁ Θεός, καὶ ἐλέησόν με.